Entry tags:
Деревянная изба
Одна барышня рассказала мне на слёте "Синий Троллейбус" удивительную историю - как я её однажды спас. Я сам этого абсолютно не помню, это было в сильно прошлых жизнях.
С барышней этой мы виделись один раз, в 1992 году в Питере. Тогда мы приезжали вместе с Анькой Грибовой из Израиля в гости на побывку. Прямых рейсов до Москвы не было, и нужно было лететь обходными путями, вот, например, через Питер. А в Питере как раз жила эта барышня Юля, Анькина подруга. Мы у неё остановились на пару дней, а дальше я уже один в Москву отправился.
Дело происходило в середине 90-х. Февраль, собачий холод. Барышня Юля собралась репатриироваться. А визы выдавались только в Москве, в израильском консульстве. И вот она отправилась в Москву, нашла там это консульство в самом центре, выстояла длиннющую очередь на морозе и... двери закрылись. Наступила ночь.
Никого в Москве у Юли не было, города она не знала, и деваться тоже было абсолютно некуда. Не ночевать же на ледяных ступенях консульства. Единственный телефон, который случайно нашёлся в записной книжке, оказался мой городской. А за подкладкой куртки нашёлся телефонный жетончик. Юля нашла недалеко таксофон и позвонила Игорю Белому.
Дальше история продолжается с её слов, я, как и говорил, этого всего не помню.
Игорь Белый берёт трубку, выслушивает несчастную барышню и веско говорит следующее:
- Выходишь из таксофона, поворачиваешь налево и идёшь примерно полтора квартала по прямой. И там видишь деревянную избу...
Барышня Юля переспрашивает. Отчего-то ей не кажется, что в центре Москвы можно увидеть избу. Но Игорь Белый продолжает:
- Да, деревянную избу. Стучишься туда. Тебе там дают чай, еду и хорошую поэзию.
Барышня Юля кладёт трубку и понимает, что в этой Москве до сих пор в моде телефонные розыгрыши. Но, стуча зубами, идёт в указанном направлении, сквозь метель, от фонаря до фонаря. Проходит полтора квартала - и видит перед собой деревянную избу. В центре Москвы. И в окошках у этой избы горит свет.
Юля стучится в дверь. Дверь открывается, и на пороге оказывается дородный дядька с книгой в руке. "Заходите, заходите. Чайник вскипел только что. Вот у нас есть батон и плавленый сырок. Вы какую поэзию предпочитаете в это время суток?"
У барышни Юли отваливается челюсть. Дядька понимающе кивает: "Ага, я понимаю. Ну вот возьмите пока Ольгу Седакову..."
И Юля просидела в этой избе с чаем и книгами до самого утра, потом попрощалась, дошла до консульства, получила нужную визу и уехала.
Как потом выяснилось, дядьку этого звали Марк Фрейдкин. А изба - это был его литературный салон "19 октября", что на Полянке. Юля с тех пор подружилась с Фрейдкиным, они много переписывались, и она помогла ему собрать краудфандингом средства на издание его трёхтомника.
С барышней этой мы виделись один раз, в 1992 году в Питере. Тогда мы приезжали вместе с Анькой Грибовой из Израиля в гости на побывку. Прямых рейсов до Москвы не было, и нужно было лететь обходными путями, вот, например, через Питер. А в Питере как раз жила эта барышня Юля, Анькина подруга. Мы у неё остановились на пару дней, а дальше я уже один в Москву отправился.
Дело происходило в середине 90-х. Февраль, собачий холод. Барышня Юля собралась репатриироваться. А визы выдавались только в Москве, в израильском консульстве. И вот она отправилась в Москву, нашла там это консульство в самом центре, выстояла длиннющую очередь на морозе и... двери закрылись. Наступила ночь.
Никого в Москве у Юли не было, города она не знала, и деваться тоже было абсолютно некуда. Не ночевать же на ледяных ступенях консульства. Единственный телефон, который случайно нашёлся в записной книжке, оказался мой городской. А за подкладкой куртки нашёлся телефонный жетончик. Юля нашла недалеко таксофон и позвонила Игорю Белому.
Дальше история продолжается с её слов, я, как и говорил, этого всего не помню.
Игорь Белый берёт трубку, выслушивает несчастную барышню и веско говорит следующее:
- Выходишь из таксофона, поворачиваешь налево и идёшь примерно полтора квартала по прямой. И там видишь деревянную избу...
Барышня Юля переспрашивает. Отчего-то ей не кажется, что в центре Москвы можно увидеть избу. Но Игорь Белый продолжает:
- Да, деревянную избу. Стучишься туда. Тебе там дают чай, еду и хорошую поэзию.
Барышня Юля кладёт трубку и понимает, что в этой Москве до сих пор в моде телефонные розыгрыши. Но, стуча зубами, идёт в указанном направлении, сквозь метель, от фонаря до фонаря. Проходит полтора квартала - и видит перед собой деревянную избу. В центре Москвы. И в окошках у этой избы горит свет.
Юля стучится в дверь. Дверь открывается, и на пороге оказывается дородный дядька с книгой в руке. "Заходите, заходите. Чайник вскипел только что. Вот у нас есть батон и плавленый сырок. Вы какую поэзию предпочитаете в это время суток?"
У барышни Юли отваливается челюсть. Дядька понимающе кивает: "Ага, я понимаю. Ну вот возьмите пока Ольгу Седакову..."
И Юля просидела в этой избе с чаем и книгами до самого утра, потом попрощалась, дошла до консульства, получила нужную визу и уехала.
Как потом выяснилось, дядьку этого звали Марк Фрейдкин. А изба - это был его литературный салон "19 октября", что на Полянке. Юля с тех пор подружилась с Фрейдкиным, они много переписывались, и она помогла ему собрать краудфандингом средства на издание его трёхтомника.
