![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
bujhmДля москвичей. Должен заметить, что книги 
Жени Финкеля в ОГИ уже на исходе :) Если вы не хотите их упустить, то успевайте. А если вы не в курсе, кто это и что пишет, так я под кат несколько стихотворений положу.
Москва. Садовое кольцо. Бедекер
Мише и Боре*
Пойдешь по городу пешком,
глотая кашель,
давясь холодным пирожком
с овсяной кашей,
и станешь тыкаться осой
в стекло витрины,
мороча взор то колбасой,
то осетриной.
Поймаешь желтое такси
в свои объятья,
кивнешь цветочнице: «мерси»,
коснешься платья,
взбежишь по лестнице крутой,
прошепчешь: «здравствуй»
в пространство, где не ждет никто
из дальних странствий.
Закуришь горестный «камаль»
от мокрой спички,
по всхлипу отличишь трамвай
от электрички,
на плечи кинешь синий плащ,
рассыплешь мелочь
и прежде, чем пуститься в пляс,
еще помедлишь.
Пойдешь по стрелке часовой
к горбатым скверам,
прикосновенье осевой
к вишневым венам
добавит вымысла тоске
по разным людям,
увидишь голову в песке
на пыльном блюде.
Орехов в горькой скорлупе
на завтрак купишь,
покажешь своре голубей
прощальный кукиш,
придумаешь испечь пирог,
заняться прозой,
сушить грибы и травы впрок
и ждать мороза.
(* Мише и Боре - это, в смысле, Кинерам. Прим. - И.Б.)
Ода душистому хмелю
и русскому деепричастию
Поэт Александр Генин,
лежа на майском пляже,
воспетое тело неге
предав, утоляя жажду
картавящей лексику влагой,
вздыхал о походках легких,
талиях тонких
и наглых,
несущихся водопадами,
слепя красою восточной,
квадригами, тройками, парами,
а прочие — по-одиночке;
девах, воздушных как перья,
паденья одежд одуванчика,
как поцелуи Офелии
(сгорая, искала слезы щека).
Ворча и перебивая,
и перевирая смыслы,
и в горла переливая
напиток от солнца кислый,
мы вторили ему, дети
дяди Грауэрмана*,
не зная куда бы деться
от мэтра-эротомана,
парящего над травою
мохнатых шмелей мажором,
вознесшегося главою
выше прославленной жопы.
Пересыхали губы,
наречия плыли неистово.
Сашка, мы были колумбами
речки по имени Истра.
Сашка! В прошедших зимах
было довольно хрени.
Люблю тебя невыразимо,
поэт Александр Генин.
(* Григорий Львович Грауэрман - основоположник системы охраны материнства и детства в России. Его именем назван городской роддом №7 на Арбате. Я, кстати, тоже - один из "сыновей дяди Грауэрмана". Прим. - И.Б.)
(продолжение, через три года)
Ходил поэт побираться
к девкам зеленоглазым
близ заведения частного
бдительной фрау Розы.
Ему давали полтинник,
хватало на завтрак с пивом.
Потом он лежал на лавке
и в небо глядел красиво,
выдумывал себе рифмы
и выпускал их на волю.
Тяжелые рифмы эти
гудели зеленым роем.
Поэту надоедали.
Поэт в них плевался ядом.
Многие улетали,
другие падали рядом.
Представьте себе картину.
Во сне он молился Богу
и видел долгие рельсы
в далекую Палестину.
* * *
Глупая моя,
Смерть,
Ты не знаешь меня совсем.
А туда же: торопишься на свиданье.
В синем свитере я
Чуть моложе.
На тридцать семь
Потяну. Но дай мне
Сорок.
Или больше того —
Сорок пять.
Я прошу тебя. Тут такие зимы,
Что из-под одеяла тяжелого вылезать
Невозможно. Невообразимо.
Не спешу к тебе.
Скучаешь под фонарем.
Мне мурлычет кот про свои заботы.
Говорила:
В пятницу мы умрем.
Но светает вроде.
Уже суббота.
Лето
Это я на асфальте мелом
рисую круглую рожу.
Меня узнать по манере
дворничихе не сложно.
Дворничиха-татарка
входит с докладом к деду.
Дед в легкой пижаме (жарко),
только что отобедал,
чешет спину чесалкой,
кряхтит, вздыхает, зевает.
— Бывает, — говорит, —
всякое, — говорит, — бывает.
Это из книги стихов "Глупая моя".
Книга прозы тоже существует, и её можно читать с любого места.
В нужные ОГИ добраться очень просто -
(можно даже туда позвонить - (495) 921 58 27 (спросив книжный магазин))
Книги там стоят 110 и 225 рублей.
Но вы спросите: а что же делать немосквичам? Мол, отчего ж такая несправедливость мировая?
А вот и нет никакой несправедливости! Потому что есть служба почтовой доставки, и никто не уйдёт обиженным.
Жени Финкеля в ОГИ уже на исходе :) Если вы не хотите их упустить, то успевайте. А если вы не в курсе, кто это и что пишет, так я под кат несколько стихотворений положу.Москва. Садовое кольцо. Бедекер
Мише и Боре*
Пойдешь по городу пешком,
глотая кашель,
давясь холодным пирожком
с овсяной кашей,
и станешь тыкаться осой
в стекло витрины,
мороча взор то колбасой,
то осетриной.
Поймаешь желтое такси
в свои объятья,
кивнешь цветочнице: «мерси»,
коснешься платья,
взбежишь по лестнице крутой,
прошепчешь: «здравствуй»
в пространство, где не ждет никто
из дальних странствий.
Закуришь горестный «камаль»
от мокрой спички,
по всхлипу отличишь трамвай
от электрички,
на плечи кинешь синий плащ,
рассыплешь мелочь
и прежде, чем пуститься в пляс,
еще помедлишь.
Пойдешь по стрелке часовой
к горбатым скверам,
прикосновенье осевой
к вишневым венам
добавит вымысла тоске
по разным людям,
увидишь голову в песке
на пыльном блюде.
Орехов в горькой скорлупе
на завтрак купишь,
покажешь своре голубей
прощальный кукиш,
придумаешь испечь пирог,
заняться прозой,
сушить грибы и травы впрок
и ждать мороза.
(* Мише и Боре - это, в смысле, Кинерам. Прим. - И.Б.)
Ода душистому хмелю
и русскому деепричастию
Поэт Александр Генин,
лежа на майском пляже,
воспетое тело неге
предав, утоляя жажду
картавящей лексику влагой,
вздыхал о походках легких,
талиях тонких
и наглых,
несущихся водопадами,
слепя красою восточной,
квадригами, тройками, парами,
а прочие — по-одиночке;
девах, воздушных как перья,
паденья одежд одуванчика,
как поцелуи Офелии
(сгорая, искала слезы щека).
Ворча и перебивая,
и перевирая смыслы,
и в горла переливая
напиток от солнца кислый,
мы вторили ему, дети
дяди Грауэрмана*,
не зная куда бы деться
от мэтра-эротомана,
парящего над травою
мохнатых шмелей мажором,
вознесшегося главою
выше прославленной жопы.
Пересыхали губы,
наречия плыли неистово.
Сашка, мы были колумбами
речки по имени Истра.
Сашка! В прошедших зимах
было довольно хрени.
Люблю тебя невыразимо,
поэт Александр Генин.
(* Григорий Львович Грауэрман - основоположник системы охраны материнства и детства в России. Его именем назван городской роддом №7 на Арбате. Я, кстати, тоже - один из "сыновей дяди Грауэрмана". Прим. - И.Б.)
(продолжение, через три года)
Ходил поэт побираться
к девкам зеленоглазым
близ заведения частного
бдительной фрау Розы.
Ему давали полтинник,
хватало на завтрак с пивом.
Потом он лежал на лавке
и в небо глядел красиво,
выдумывал себе рифмы
и выпускал их на волю.
Тяжелые рифмы эти
гудели зеленым роем.
Поэту надоедали.
Поэт в них плевался ядом.
Многие улетали,
другие падали рядом.
Представьте себе картину.
Во сне он молился Богу
и видел долгие рельсы
в далекую Палестину.
* * *
Глупая моя,
Смерть,
Ты не знаешь меня совсем.
А туда же: торопишься на свиданье.
В синем свитере я
Чуть моложе.
На тридцать семь
Потяну. Но дай мне
Сорок.
Или больше того —
Сорок пять.
Я прошу тебя. Тут такие зимы,
Что из-под одеяла тяжелого вылезать
Невозможно. Невообразимо.
Не спешу к тебе.
Скучаешь под фонарем.
Мне мурлычет кот про свои заботы.
Говорила:
В пятницу мы умрем.
Но светает вроде.
Уже суббота.
Лето
Это я на асфальте мелом
рисую круглую рожу.
Меня узнать по манере
дворничихе не сложно.
Дворничиха-татарка
входит с докладом к деду.
Дед в легкой пижаме (жарко),
только что отобедал,
чешет спину чесалкой,
кряхтит, вздыхает, зевает.
— Бывает, — говорит, —
всякое, — говорит, — бывает.
Это из книги стихов "Глупая моя".
Книга прозы тоже существует, и её можно читать с любого места.
В нужные ОГИ добраться очень просто -
(можно даже туда позвонить - (495) 921 58 27 (спросив книжный магазин))
Книги там стоят 110 и 225 рублей.
Но вы спросите: а что же делать немосквичам? Мол, отчего ж такая несправедливость мировая?
А вот и нет никакой несправедливости! Потому что есть служба почтовой доставки, и никто не уйдёт обиженным.
Tags: