27.
Про роботов я тебе долго загадку держал,
а вот теперь скажу, чтоб ты знал как их управлять и строить,
чтоб они тебе правильно слушались.
То есть ты ведь понимать должен, что у нас во дворе век микропроцессоров и дешёвой рабочей силы. Конешно, ты можешь и домработника нанять, чтобы он тебе ухаживал разно, только ты ведь понимаешь, чурилка ты эдакая, что это тебе станет рублём в горле. Посуди сам: он ведь и жрать, поди, горазд, а коли так, то и гадит обоюдно, сморкается, вытираясь рукою о твой банный халатик, песни всякие двусмысленные напевает ни к месту, и к тебе, как к эксплоататору, имеет всякие претензии, а то и позарится на твоё добро, да и погубит топором или какой ядовитой финтифлюшкою. Понять ты должен, что человеческий слуга это первая тварь в доме, и тебе её не постичь, даже если бы втёрся к ней с доверием, чтобы выведать её чёрный план.
А просто надо роботов завести штук 15–20, не больше. Вот, утро уже, сходишь ты, значит, со своих антресолей, а на кухне у тебя сидит огромадный робот внешней наружности и картошку чистит, а жена твоя заместо того во дворике сама с собою в серсо играет, и смеётся так заливисто, что даже сосед не выдержал, тоже смеётся где-то в тайниках своего жилища. И ты тоже шасть из домика своего, а там у тебя в луже, то есть под фонтаном твоим сидит механическая русалка и в горизонт смотрит. Ты ей: «Всё ждёшь, нелепая рыба, своего мокрого принца?», а она тебе: «Да, Хозяин, жду, поскольку так запрограммирована и нечего тут усмешку во рту прятать, сам, поди, в моё электронное нутро навставлял этих глупостей!» Ну, ты её попинаешь для порядка, в лужу сплюнешь, словом каким грубым ободришь, и тебе веселей, и она при деле, то есть как мальчик для битья получается. Идёшь ты в свой укромный домик с запахами, заходишь туда, глядь — а запахов и нет вовсе, то есть стерильность и веник в углу стоит. Сядешь ты, значит, на куда надо, и тут же голос приятной женщины из-под тебя: «Что изволите? По тяжёлому или по лёгкому?» Ты ей заказ сразу сделал, и тут же тебя щёточками разными приятными как защекочет, и музыка соответствующая, и картинки какие-то стимулирующие процесс по стенкам побежали, то есть из тяжкой потребности это дело у тебя превратится в любимое развлечение. Идёшь по дорожке своей гаревой к завтраку, а у тебя во садочке какие-то мелкие роботики морковку пропалывают, другие землю удобряют да культивируют, третьи цветочки опыляют, чтоб красиво стало. Ну, ты их подбодри как надо, батареек горсточку брось, по приборам погладь, роботы они тоже ласку весьма любят и тебя за это топором или электричеством бить не намерены, а даже напротив.
Дома тот, большой, картошку уже почистил и из неё делает на всю семью какой-нибудь пирожок или курочку, поскольку у него внутри очень много рецептов, да и сам он придумывать мастак. Другой какой искусник сидит в чуланчике и в полной темноте очень нежно и меланхолически на гитарке играет, да и петь старается кобзоном или там Маккафертью. Третий везде пыль сосёт, тряпку вытирает, тараканье царство изводит инфразвуком и своим масляным запахом. Четвёртый телевизором прикинулся и бегает за тобой по всему дому, каналами щёлкает, лишь бы ты на него убогого посмотрел и добрый знак какой дал. Пятый пока днём спит, он у тебя ночной сторож, то есть самый страшный и вооружённый ракетами и пистолетами. Конешно, ежели днём кто к тебе вломится, ты его специальным свистком неслышным позови, и он тут же проснётся и вражину под корень изведёт, только сопли полетят. А так пока спит, ты его штепсель в розетку вставил, и он валяется на своей роботской кроватке, сосёт электончики и прочий ассортимент, который тебе горэлектросеть по проводкам норовит прислать. И это ли, Пантеон, не райская жизнь? Да я тебе не всё ещё описал, например, у тебя на всякий случай в другом чуланчике стоит, к примеру, робот-тамада. Как праздничек какой у тебя либо заурядная пьянка — ты его свистком призываешь, он всех твоих гостей сильно повеселит, да и сам с женой посмеёшься вдосталь, он же, когда в чуланчике пылится, времени зря не теряет, шутки разные придумывает, хари потешные строит и фокусы изобретает, то есть саморазвивающаяся система.
И что, даже после моего такого рассказа у тебя будет желание живого человека слугой сделать? Ну, тогда ты и вправду эксплоататор и нехристь какая, я тебе не судья, но всё же, как говорится, чешите пуп у пожилого зайца.
Гвардейка — прохиндейка.
31.
Ты двойников — двурушников опасайся,
а то какой подлый фрукт прикинется тобою, переоденет твои старые платья и будет везде ходить гадить вместо тебя и твои реноме подвергать поносу и несоответствию.
Вот Достоевский как-то сидел — сидел, вату курил, яйцу смятку делал, корыто чинил пальцами, так вот, Достоевский, и тот туда же — отскочил к бюро и стал писать огромадный романище про этих самых двойников. Тут же ему и слава всенародная пришла, потому как роман попал в самый такой момент, когда этих падл двойников развелось и стало по России ходить как кроликов. Но народ наш на передок слаб, и потому без гениальной писательской подсказки не мог всё это сам себе разъяснить, то есть вроде ходят какие-то на нас похожие, а кто такие, и спросить даже неудобно. Только как роман этот вышел из печати, только тогда и додумались, что этих самых двойников надо как есть изводить под корешок, и тут такое пошло! Как кто увидит, что кто-то на кого-то смахивает хотя бы чуть, так его в бараний рог, сначала дубьём забьют коллективно, потом сверять начинают, дескать, кто на кого похож и не случилось ли сие по ошибочке. Нашему человечку только скажи, что ему кто-то жить мешает, и пальцем куда надо направь, он тебе и горы, и шею свернёт, и задачку выполнит на все 120%. Конечно, ошибочки случались, и нередко, то есть практически всех близнецов перемочили, причём обоих, чтобы надёжней и с гарантией, потом за актёров принялись, а нечего, пусть с гримом не балуются, рожи себе не мазюкают и не изображают наших всяких великих героев и злодеев, к примеру Сухово-Кобылина, Бантыш-Каменского или же Доливо-Добровольского. И вот благодаря гениальному Достоевскому у нас в прошлом веке двойников почти всех перевели, только те спаслись, кто в тайгу ушёл или себе операцию по смене выражения лица сделал.
Но время шло, и как-то подзабыли мы дурья башка что они то есть двойнички-двурушники только и ждут такого боя часов, чтобы снова из тайги шасть и начать нам делать головную боль и геморрой вкупе и раздельно. И вот оттого, что все гениальные провидцы вроде Достоевского уже перемёрли от непонимания и невнимания черни и алкогольного факта, и нам никто предупреждения не выносит уже много десятилетий, тут они и попёрли, скоты великие.
И вот, скажем, приходит некто к своей любимой женщине получить маленький желанный пистон, а его любимая женщина говорит, что, дескать, я уже пользованная, то есть тобой же, ты полчаса назад как всё что надо сделал подмылся и убежал, удовлетворённо урча нутром. Некто в слёзы, бормочет: «Я сильно очень хочу, а тот совсем не я был, а кто-то другой», а она только смеётся гулко в кувшинчик и говорит, что у ней теперь не чешется, иди вон, охальник.
Или вот приходишь домой после, а там — ты же сидишь и свою жену по спине чешешь, а она млеет и говорит, что ей весьма таковое нравится. Ты сдуру подойдёшь с другого бока, тоже вроде начнёшь почёсывать, а жена тебе: «А вы кто таковой переодетый и по какому праву мою спину, принадлежащую другому любимому существу, чешете своими чёрствыми ногтями?» Побьют, право слово, побьют и выгонят с позором, ещё в участок отведут, и там на тебя сделают словарный портрет будто ты бандит какой маниакально-депрессивный и початки пальцев снимут. Потом конешно выпустят, а куда тебе идти? Пойдёшь, мотая безумною головой, на работу, дескать, там найду забвение. Для страховки через задний проход кое-как проскачешь, своему начальнику сделаешь книксен, а он тебе: «Ты кто таковой, чи шо брат того, кто уже с полчаса в цеху упирается болванки точит, планы партии осуществить имеет намеренье, или же злой шутник, подлец какой?» Ты тут же всё уразумеешь, и благоразумно сделаешь ногу со славного предприятия, которое тебя трудоустроило и давало многие годы деньги для пищи и развлечений.
Одна надежда — мамка, ты к ней чуть ли не как на коньках бежишь, мама, мама, это я твой несчастный непонятно кто. Стукаешься головкою об заветную дверцу, мама, мама! Она отворяет, глаз морщит, говорит, это вы кто такой пятый? Ты, конешно, ничего не понимаешь, но стремишься в избу и видишь, что у печки, на скамье, на которой из тебя в детстве делали сидорову козу, сидит четверо твоих фотографий, ну, то есть, вылитый ты, и смотрят они на тебя и на друг друга как нетрезвые монголы. И мамка твоя совсем уж ошалела, говорит, я ж одного рожала, а вы — пять, откуда? И только когда придут ещё четыре мамки, тоже как вылитые, тогда и разойдётесь с миром по пяти углам, и будете друг дружке всякие свои несчастья докладывать и психотерапию делать.
Так что я тебя предупредил, это проблема номер один, она уже на пороге и сучит ножками, ей надо помочь разрешиться от её бремени, так ты вот и помоги, и я что смогу ей помогу, да ведь?
Гвардейко — суховейко.
40.
Самокритику наводи на самоё себя,
то есть мало-помалу делай себе нравственный облом!
Это ведь как бы тебе профилактика от разных зловредных паразитов и шлаков. Ведь они же когда недоедают, страшно нам надоедают, не так ли правда ли? Вот ты их и изводишь чем Бог послал, то есть керосин кушаешь и цинковую мазь употребляешь; да, тошно, скажу я тебе, но ведь не тебе одному тошно-то — они ведь тоже внутри тебя охают и тошнит, тоже хотят чтобы полехчало, вот и бегут из-под твоей кормовой части, как крысы из-под корабля, то есть как бы из юдоли слёз куда их рок влечёт. То есть скушал какую гадость или хинное деревце пожевал — а на самом-то деле обчистил нутро своё от пятой колонны, которая тебе организм буравило и желало там себе уютный быт создать и тебя как бы оккупировать на время прожевания.
Вот и самокритика — она же, сопелка ты фольклорная, тебя как есть освободит от паразита греховности, от шлака лености и навоза рукоблудия. И я тебе говорю — ты этим займись не мешкая, поди, много чего накопил в утробе души своей полуподвальной, много чего требует вмешательства сил компентентных. И не стыдись этих своих порывов. Вот, американы, вроде бы гордый и безупречный народец, а туда же — как начнут себя самокопаться, аж взмокнут, хоть святых вон выноси, воют, коленками себя по брюхам стукают, плачут горестно и сочиняют всякие оскорбительные миниатюрки про самоё же себя, как-то: «Былью не стала сказка в штате Небраска!» или же «В Колорадо и калу рады!» или же «В штате Вашингтон слышен народа стон!» или же «Справедливости добиться нелегко в штате Нью-Мексико!» или же «Всё построено на обмане в штате Пенсильване!» или же что другое, позаковыристей и посамоуничижительнее.
Поэтому, дружок мой самобытный, ты себя не изволь жалеть и холить не смей: от жалости происходят всякие недоумия и пороки. То есть поначалу только в зеркалку поглядывать станешь, безешки чмокать двоякосмысленно, потом по головке сам себя поглаживать начнёшь, потом прикормишь, и всё больше бланманже, крабы и розовая вода, а потом глядь, уже сам же себя перстами сахарными манишь в альков дальний, а там — недалеко до испарины порока и аутоминета с извращениями. И ты этого заслуживаешь? Ещё раз нет!
Ты себя как сидорову козу, ты понимаешь что. Ты вот собери когда всех дачников своих, просто людей с улицы приведи, надень рубище дыряво и смрадно, волосики себе помажь какое импортное гуано из Чили, ручонки поцарапай как-нибудь позатейливей, не бройся дён десять, носа не чисть, в ухе не ковыряй, то есть сделай себе вид будто бы ты кающаяся Мандолина мужеского пола. Вот ты вышел подле них еле-еле, потому как не кушал уже несколько раз, глазок горестно так скуксил, и — пади в лужицу какую, чтобы погрязнее и чтобы собачка какая умная туда же сразу сделала дефекат (для эффекту). Вот, полежал, похлюпался, пискнул пару раз что-нибудь нечленоразборное, только тогда можно на карачку вскочить и начать саморазоблачаться. Рви на себе свои тряпочки и в это самое время кричи во всю что набедокурил за последний период. То есть где чего прибрал что плохо лежало, кого и каковым образом ко греху склонял, сколь яблонь и черешен по соседям сокрушил, где старичка пхнул пешнёю тяжкою, как слепого пожарника под мчащуюся электричку заманил, сколь деткам малым маковой соломы сбыл, каковым образом по баням подглядываешь как кто кого моет и остроты сыплешь членовредительские в то же самое время. Сколь раз пьяный на мопеде по Мытищам катался и сколько кур и индейцев извёл по этой причине, зачем жене укоры горестные делаешь, почему голой жопою в окно кажешься на закате дня, тем самым дев юных видом оным отвращаешь от перспективы семейного очага. Каковым образом подделываешь талончики на комбикорм и кому их сбываешь втридорога, если не в больше крат. Какие препохабные поэзы ночью тёмною с женой пишете, гусьими пёрьями множите, и переодевшись страшными клоунами, до утра мечете по улицам прокламациями с улюлюканием горловым. Как хлеб продаёшь, а в нём стружки да опилки разные для весу — благо, что никто его у тебя не берёт, кто ж возьмёт за такие деньги? И откуда у тебя в домашнем хозяйстве взялся шар чистого хрусталя, а в нём видать, ежели пьяный напьёшься, когда кого кондрашка хватанёт? Не иначе, как от Нечистого презент.
Вот, значит, таково повяньгал со слюнкою пузыристою, в скелетик свой нагрудный тощим кулачком постукал, и, знаешь ли, — так тебе станет радостно, что вот взял, и опорожнился, взял, — и выплеснул это людям прямо в глазки их доверчивые! Катарсис, чисто катарсис! Тут уж ты обмякнешь, ладошкою по лужице поплещешь, а на устах у тебя возникнет лучистая улыбочка, то есть как бы Люцифер снова обрёл благодать, снова в ангельском хоре будет рулады выводить, снова Господь его к Себе приблизил. Так-то.
Людям станет так завидно, что и они тут же к тебе в лужицу попросятся, дай, скажут, и мы познаем момент очищения через трагическое осознание бытия! Ты тогда уж подвинься, и правда, чего тебе одному-то говнищем истекать? Вот, и начнётся у вас тогда весёлая и не знающая себе аналогов эпопея с самокритикою, скоро сам не узнаешь, каково вам всем станет радостно, как вы друг дружке расскажете про все гадости, что на душе держали и что вам кровянку портило: кто кого удавить желал, кто кому измену и аборт провоцировал, и так далее. Теперь ты с утра помои свои не станешь соседу через забор плескать, теперь он сам к тебе прискачет на полувыгнутых: «Не изволите ль помойцев?.."
Добро, ой добро.
Гвардейка - самодейка.
© Игорь Иванов.
|
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
bujhm