Новогодние подвиги
31/12/04 00:44![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
bujhm За полуоткрытой дверью звякнуло металлическое ведро, и по полу прохода с шумом прокатилась волна грязной воды. Зина чуть скосила глаза от зеркала. Несколько весёлых ручейков всё-таки затекли в её комнату, неся с собой опилки и труху. Запахло хлоркой. Уборщица, пожилая тётка с ревматизмом, покосилась на неё, шлёпая вслед за мутными водами по проходу, но ничего не сказала. Зина вернулась к своему отражению и, стараясь не двигаться, нанесла ещё несколько неуверенных мазков. Света было мало, да и светил он неудачно – из-за спины чуть сбоку, но Зина привыкла.
Старый динамик, висящий над зеркалом, захрипел и прошипел голосом управляющего: «Зинаида Андревна, арена тридцать».
Зина глубоко вздохнула, поднялась со стула и, чуть пригнувшись, чтобы не задеть низкую притолоку, вышла в полутёмный проход. Прямо напротив серебрились инеем железные двери холодильного цеха; ручейки, имевшие неосторожность подкатиться близко к этим дверям, застыли и побелели. Где-то вдалеке хлопнула дверь, и на секунду тихий гул, висящий в воздухе, приобрёл некоторую зернистость, но быстро погас снова до привычного уровня. Зина повернула направо и двинулась по середине прохода, повторяя про себя: «Не забыть – управляющий – отгул. Не забыть – управляющий...» Отгул был очень важен: столько всего было обещано Зиной по широте душевной в эти праздники – и детям, и родителям. Было бы обидно их подвести. Оставив справа склад огнетушителей, Зина миновала вечно запертые двери санстанции и спустилась по хлипкой и грохочущей железной лесенке на уровень героев. Там-то, среди садков, её и встретил управляющий собственной персоной.
– Зиночка! Ну наконец-то! – проворковал он, складывая пухлые пальцы на животе. – Зрители ждут! Ты, как всегда, неотразима!
– Семён Аристархович, можно я... – начала заготовленную тираду Зина, но управляющий резким смешным жестом вскинул ладони к лицу –
– Да-да, конешно, всё можно, Зиночка, золотая ты моя! Вот отработаешь – и сразу всё можно. – и продолжил, не сбавляя темпа и не сбивая дыхания, – У нас ведь не просто самые лучшие условия, у нас особые условия для каждого, ин-ди-ви-ду-ально.
Ловко и незаметно он приобнял Зину за талию и мягко начал увлекать её за собой по уровню, продолжая говорить.
– Вот тебе, например, Зинуля, разве подойдёт такой вот? – он, не глядя, запустил руку в ближайший садок и вытащил оттуда слежавшегося оборванного героя. Тот ошалело моргал глазами, шаря и почёсываясь под мышками. – Разумеется, тебе – не подойдёт! – Герой полетел в пыльный проход между садками. – Тебе подойдёт совсем другой... И мы это знаем.
– Семён Аристархович, мне очень нужен...
– Да! – управляющий остановился и со значением посмотрел на Зину. – Я таки Семён Аристархович, и вы все мне тоже очень нужны и важны. Постой-ка, – он пригляделся, – у тебя макияж размазался. Давай поправлю. А хотя ладно, там жарко всё равно.
– Такая наша работа, что ж тут поделаешь, – фальшиво вздыхал он, почти волоча Зину по проходу дальше. – Трудиться и трудиться. Так... двадцать восемь... двадцать девять... Твоя. Давай-давай, золотце моё, покажи классную работу, так только ты умеешь и больше никто у нас... Я посмотрю за тобой.
Управляющий подтолкнул Зину к дверям со светящимся матовым фонарём, на котором красной масляной краской были коряво нарисованы цифры три и ноль. Фонарь уже нетерпеливо мигал. Управляющий дёрнул толстый верёвочный шнур, висящий слева от двери, и створки её резко распахнулись перед Зиной.
Яркий солнечный свет привычно ослепил её. Зина сделала несколько шагов вперёд и помахала невидимым зрителям. Затем неловко поковыляла к центру арены, увязая в глубоком горячем песке. Грохот стоял совершенно невообразимый – здесь, на дне была отвратительная акустика, и что выкрикивал в микрофон беснующийся вместе со зрителями диктор, было абсолютно не разобрать. Долетали лишь отдельные слоги, причудливо растянутые отвесными стенами рядов – «ооо-ууу!!! иии-ааа!!! ааа!!!» Понемногу переставая щуриться, Зина увидела недалеко готового героя. Статный и широкоплечий, он был наряжен в белую тунику и двурогий блестящий шлем. Стоял он, небрежно опираясь на длинный меч, хотя насколько глубоко острие ушло в песок, Зина затруднялась определить.
В гул вплелось несколько мелодичных нот – видимо, ударили в гонг. Герой подобрался, вытянул меч из песка и, держась за него обеими руками, медленно стал подбираться к Зине. Та вздохнула и согласно инструкции изобразила самый зловещий вид, какой только могла – полосатая окраска, вздутие живота и конвульсивно извивающиеся щупальца. Толпа завизжала.
Далее всё шло по привычному сценарию – герой подпрыгивал, отсекал Зине щупальце, Зина шипела, герой отскакивал. Пока он разворачивался в вязком песке, Зина отращивала две новых конечности и сдвигалась на метр-два, чтобы герою было не страшно проходить мимо отрубленного щупальца. Так они постепенно обошли почти всю арену по кругу, затем Зина сменила тактику. После очередного отсекания она не шипела, а как бы впадала в некий задумчивый ступор, изображая сомнения в смысле жизни. Герой, таким образом, имел шанс срубить ещё несколько щупалец без ущерба для себя, чем и пользовался вовсю. Время от времени Зина вспоминала о достоверности и прыскала на героя из пластиковой бутылки с кетчупом – тот, давно потерявший шлем, машинально слизывал со щёк и недоумённо морщился.
Наконец, Зина добрела до центра арены и остановилась, воздев ввысь оставшиеся немногие конечности. Герой тоже воздел меч и прокричал что-то пафосное. Приближался финал. Откричавшись, герой выставил меч перед собой, уперев рукоять себе в живот, и помчался к Зине. Добежав до неё, он, почти не сбавляя темпа, вонзил меч глубоко в тело Зины, и тут же свалился сам от удара себе в солнечное сплетение, жалобно разевая рот. Зина помахала щупальцами, изображая агонию, и картинно свалилась рядом с героем. Опять забили в гонг и с противоположной стороны арены побежали с носилками.
В артистической Зина быстро побросала в сумку грим и помаду, накинула пальтишко и выбежала, забыв закрыть за собой дверь. «Браво, Зиночка!» – раздалось сбоку. «Да-да, спасибо», – быстро пробормотала она, не оглянувшись на полузнакомого рабочего сцены, и поспешила к выходу. Погода на улице была отвратительная. Почти стопроцентная влажность большого города наложилась на резкое похолодание с северным ветром – мучительный мороз драл кожу ладоней, царапал лёгкие. Замёрзшая слякоть матово блестела, отражая новогодние витрины. В метро было душно, места никто не уступал, Зина с трудом протиснулась в торец вагона, к служебной двери, первой по ходу движения. Это было её любимое место в вагоне – тут никто не станет дышать над ухом, да и опереться можно спиной. У противоположного торца тоже можно стоять, но там ветер из воздухозаборников сильно треплет причёску, а здесь тихо. Выйдя на конечной станции и запахиваясь на ходу, Зина дошла до овощного ларька. Толстые тётки в шубах покупали мандарины, крикливо торговались, набивали авоськи. «Мне полкило, пожалуйста...» – смущённо проговорила Зина, отстояв очередь. Тётки загомонили, мол, нечего, пускай в супермаркет идёт за полкилом, но продавщица, не моргнув глазом, отвесила Зине нужное количество плодов и ссыпала в прозрачный пакет. Прижимая мандарины к груди, Зина поспешила в глубь микрорайона.
Уже нажимая кнопку звонка, она вспомнила, что опять не поговорила с управляющим насчёт отгула, но тут же забыла об этом, так как дверь распахнулась, и детский голос торжествующе закричал: «Мама! Тётя Зина пришла!»
После ужина пошли играть в комнату и наряжать ёлку. Подруга осталась на кухне и говорила с кем-то по телефону, тактично прикрыв дверь, но до Зины всё равно доносились обрывки фраз: «...да, пришла... ну ты же знаешь, Машка в ней души не чает... конечно, удобно...» Подруга тихо засмеялась.
Зина поудобнее расположилась на ковре и закончила свой рассказ:
– А звали его Геракл, он был великий герой, и это был его второй подвиг.
– А когда ты мне про остальные расскажешь? – Машка, сидящая посреди россыпей ваты и ёлочных игрушек, была похожа на Снегурочку, глаза её восхищённо блестели.
– В следующий раз расскажу. Что ты повесишь теперь вот на эту лапу?
– Самую лучшую осьминожку, потому что она похожа на тебя!
Зина счастливо засмеялась и протянула Маше очередное щупальце.
Старый динамик, висящий над зеркалом, захрипел и прошипел голосом управляющего: «Зинаида Андревна, арена тридцать».
Зина глубоко вздохнула, поднялась со стула и, чуть пригнувшись, чтобы не задеть низкую притолоку, вышла в полутёмный проход. Прямо напротив серебрились инеем железные двери холодильного цеха; ручейки, имевшие неосторожность подкатиться близко к этим дверям, застыли и побелели. Где-то вдалеке хлопнула дверь, и на секунду тихий гул, висящий в воздухе, приобрёл некоторую зернистость, но быстро погас снова до привычного уровня. Зина повернула направо и двинулась по середине прохода, повторяя про себя: «Не забыть – управляющий – отгул. Не забыть – управляющий...» Отгул был очень важен: столько всего было обещано Зиной по широте душевной в эти праздники – и детям, и родителям. Было бы обидно их подвести. Оставив справа склад огнетушителей, Зина миновала вечно запертые двери санстанции и спустилась по хлипкой и грохочущей железной лесенке на уровень героев. Там-то, среди садков, её и встретил управляющий собственной персоной.
– Зиночка! Ну наконец-то! – проворковал он, складывая пухлые пальцы на животе. – Зрители ждут! Ты, как всегда, неотразима!
– Семён Аристархович, можно я... – начала заготовленную тираду Зина, но управляющий резким смешным жестом вскинул ладони к лицу –
– Да-да, конешно, всё можно, Зиночка, золотая ты моя! Вот отработаешь – и сразу всё можно. – и продолжил, не сбавляя темпа и не сбивая дыхания, – У нас ведь не просто самые лучшие условия, у нас особые условия для каждого, ин-ди-ви-ду-ально.
Ловко и незаметно он приобнял Зину за талию и мягко начал увлекать её за собой по уровню, продолжая говорить.
– Вот тебе, например, Зинуля, разве подойдёт такой вот? – он, не глядя, запустил руку в ближайший садок и вытащил оттуда слежавшегося оборванного героя. Тот ошалело моргал глазами, шаря и почёсываясь под мышками. – Разумеется, тебе – не подойдёт! – Герой полетел в пыльный проход между садками. – Тебе подойдёт совсем другой... И мы это знаем.
– Семён Аристархович, мне очень нужен...
– Да! – управляющий остановился и со значением посмотрел на Зину. – Я таки Семён Аристархович, и вы все мне тоже очень нужны и важны. Постой-ка, – он пригляделся, – у тебя макияж размазался. Давай поправлю. А хотя ладно, там жарко всё равно.
– Такая наша работа, что ж тут поделаешь, – фальшиво вздыхал он, почти волоча Зину по проходу дальше. – Трудиться и трудиться. Так... двадцать восемь... двадцать девять... Твоя. Давай-давай, золотце моё, покажи классную работу, так только ты умеешь и больше никто у нас... Я посмотрю за тобой.
Управляющий подтолкнул Зину к дверям со светящимся матовым фонарём, на котором красной масляной краской были коряво нарисованы цифры три и ноль. Фонарь уже нетерпеливо мигал. Управляющий дёрнул толстый верёвочный шнур, висящий слева от двери, и створки её резко распахнулись перед Зиной.
Яркий солнечный свет привычно ослепил её. Зина сделала несколько шагов вперёд и помахала невидимым зрителям. Затем неловко поковыляла к центру арены, увязая в глубоком горячем песке. Грохот стоял совершенно невообразимый – здесь, на дне была отвратительная акустика, и что выкрикивал в микрофон беснующийся вместе со зрителями диктор, было абсолютно не разобрать. Долетали лишь отдельные слоги, причудливо растянутые отвесными стенами рядов – «ооо-ууу!!! иии-ааа!!! ааа!!!» Понемногу переставая щуриться, Зина увидела недалеко готового героя. Статный и широкоплечий, он был наряжен в белую тунику и двурогий блестящий шлем. Стоял он, небрежно опираясь на длинный меч, хотя насколько глубоко острие ушло в песок, Зина затруднялась определить.
В гул вплелось несколько мелодичных нот – видимо, ударили в гонг. Герой подобрался, вытянул меч из песка и, держась за него обеими руками, медленно стал подбираться к Зине. Та вздохнула и согласно инструкции изобразила самый зловещий вид, какой только могла – полосатая окраска, вздутие живота и конвульсивно извивающиеся щупальца. Толпа завизжала.
Далее всё шло по привычному сценарию – герой подпрыгивал, отсекал Зине щупальце, Зина шипела, герой отскакивал. Пока он разворачивался в вязком песке, Зина отращивала две новых конечности и сдвигалась на метр-два, чтобы герою было не страшно проходить мимо отрубленного щупальца. Так они постепенно обошли почти всю арену по кругу, затем Зина сменила тактику. После очередного отсекания она не шипела, а как бы впадала в некий задумчивый ступор, изображая сомнения в смысле жизни. Герой, таким образом, имел шанс срубить ещё несколько щупалец без ущерба для себя, чем и пользовался вовсю. Время от времени Зина вспоминала о достоверности и прыскала на героя из пластиковой бутылки с кетчупом – тот, давно потерявший шлем, машинально слизывал со щёк и недоумённо морщился.
Наконец, Зина добрела до центра арены и остановилась, воздев ввысь оставшиеся немногие конечности. Герой тоже воздел меч и прокричал что-то пафосное. Приближался финал. Откричавшись, герой выставил меч перед собой, уперев рукоять себе в живот, и помчался к Зине. Добежав до неё, он, почти не сбавляя темпа, вонзил меч глубоко в тело Зины, и тут же свалился сам от удара себе в солнечное сплетение, жалобно разевая рот. Зина помахала щупальцами, изображая агонию, и картинно свалилась рядом с героем. Опять забили в гонг и с противоположной стороны арены побежали с носилками.
В артистической Зина быстро побросала в сумку грим и помаду, накинула пальтишко и выбежала, забыв закрыть за собой дверь. «Браво, Зиночка!» – раздалось сбоку. «Да-да, спасибо», – быстро пробормотала она, не оглянувшись на полузнакомого рабочего сцены, и поспешила к выходу. Погода на улице была отвратительная. Почти стопроцентная влажность большого города наложилась на резкое похолодание с северным ветром – мучительный мороз драл кожу ладоней, царапал лёгкие. Замёрзшая слякоть матово блестела, отражая новогодние витрины. В метро было душно, места никто не уступал, Зина с трудом протиснулась в торец вагона, к служебной двери, первой по ходу движения. Это было её любимое место в вагоне – тут никто не станет дышать над ухом, да и опереться можно спиной. У противоположного торца тоже можно стоять, но там ветер из воздухозаборников сильно треплет причёску, а здесь тихо. Выйдя на конечной станции и запахиваясь на ходу, Зина дошла до овощного ларька. Толстые тётки в шубах покупали мандарины, крикливо торговались, набивали авоськи. «Мне полкило, пожалуйста...» – смущённо проговорила Зина, отстояв очередь. Тётки загомонили, мол, нечего, пускай в супермаркет идёт за полкилом, но продавщица, не моргнув глазом, отвесила Зине нужное количество плодов и ссыпала в прозрачный пакет. Прижимая мандарины к груди, Зина поспешила в глубь микрорайона.
Уже нажимая кнопку звонка, она вспомнила, что опять не поговорила с управляющим насчёт отгула, но тут же забыла об этом, так как дверь распахнулась, и детский голос торжествующе закричал: «Мама! Тётя Зина пришла!»
После ужина пошли играть в комнату и наряжать ёлку. Подруга осталась на кухне и говорила с кем-то по телефону, тактично прикрыв дверь, но до Зины всё равно доносились обрывки фраз: «...да, пришла... ну ты же знаешь, Машка в ней души не чает... конечно, удобно...» Подруга тихо засмеялась.
Зина поудобнее расположилась на ковре и закончила свой рассказ:
– А звали его Геракл, он был великий герой, и это был его второй подвиг.
– А когда ты мне про остальные расскажешь? – Машка, сидящая посреди россыпей ваты и ёлочных игрушек, была похожа на Снегурочку, глаза её восхищённо блестели.
– В следующий раз расскажу. Что ты повесишь теперь вот на эту лапу?
– Самую лучшую осьминожку, потому что она похожа на тебя!
Зина счастливо засмеялась и протянула Маше очередное щупальце.
Tags: