Bujhm

Вот так сюрприз! Я-то думал, проект похоронен давно. Ан нет - неожиданно проклюнулся после четырёх лет.
Что там дальше будет, не знаю, мне пока только обложку прислали.
Издание должно быть с иллюстрациями Евгения Коблика, но обложка - не его работы. Мы с Женей уже там исправили неточность.

Снегирь
Pyrrhula pyrrhula


© Евгений Коблик

Песни снегиря

- Ястреб! - раздалось с ближайшего дерева.
Все бросились врассыпную.
Я даже не стал смотреть, ястреб ли там в самом деле, или нет - тоже полетел, не разбирая пути. Спрячусь-ка вон в той ёлке!
Кричал, скорее всего, дрозд. Дроздам можно доверять. Мы часто кормимся вместе стаями, так удобнее. Особенно сейчас, когда зима и все птицы хорошо заметны.
Фух! Долетел! О, да я тут не один под густыми еловыми лапами - ещё несколько наших ребят и пара зеленушек. Ну значит, вместе опасность переждём.
Дрозды к тому же летают намного лучше нас, а мы не очень маневренны в воздухе. Но самое неудобное - наша окраска. Совершенно не понимаю, почему те же зеленушки нам так завидуют! Ах, как это красиво, мол - на белом фоне красные шарики! Ага, очень красиво, как же! Особенно для ястребов, сов и куниц - все сюда, кушать подано, обед из снегирей готов!..
- А зачем же вы сюда на зиму прилетаете? Сидели бы в своих южных странах, так нет, им наш снег нравится!
Ох ты ж, ёлки! Это я что, уже начал вслух думать? Рядом сидела зеленушка, которая и задала мне этот глупый вопрос.
Ну, я и объяснил ей, что никто никуда не прилетает. Может где-то на юге снегири и кочуют, но наша семья - местная. Живём мы круглый год недалеко, в соседнем лесу, в глухом ельнике. А в этот парк наведываемся только зимой, когда рябина на морозе созревает. Вот только тогда нас все и замечают и думают, что мы исключительно со снегом связаны. А те, кто дальше своего клюва не видит, может вообще глазами не пользоваться!
Зеленушка обиделась и перепорхнула на соседнюю ветку. Вот там и сиди!
Так, о чём это я, о рябине! Да, ради такого угощения можно и по паркам полетать! Главное в рябине - это семена. У нас достаточно мощный клюв, чтобы выковырять их из ягод, а остальное нам не нужно. Только надо смотреть, чтобы ягоды были свежие. Нам с ребятами как-то попались забродившие, это нас знакомые свиристели позвали на гулянку - и вот мы с ними это пьяной мякоти наелись! Сначала смешно было, а потом я смотрю - крылья-то у меня не шевелятся! Свалился, как куль, прямо под дерево, и лежал там, встать даже не мог. Любая кошка могла меня сожрать в один присест! "Дурень ты! - говорил папа, утаскивая меня в кусты оттуда. - Мы не едим мякоть, запомни! Только семена!"
А самое ужасное было не то, что потом голова страшно болела, а то, что нам мама устроила!..
Но всего этого я зеленушке, конешно, рассказывать не стал. Мало ли чего насплетничает потом.
- Труу! Труу! - раздалось снаружи. - Дети, возвращайтесь!
Это папа зовёт. Значит, уже можно вылезать.
Папа сидел на нашей рябине, откуда мы задали стрекача, и топорщил перья от холода. А ведь это и впрямь красиво на снежном фоне: красная грудь, чёрная шапочка, крылья же и хвост - тоже чёрные с синим отливом. А мы, птенцы, всё в каких-то светло-коричневых разводах.
- Ну что, все на месте? - спросил папа.
Мы были на месте, все наши семьи. А вот рябина уже почти вся кончилась.
- Ребята, вы чего? - упавшим голосом спросил папа. - Сейчас же мама прилетит. А вы всё съели.
Ой. Как же это мы про маму забыли? Ну мы попали!
У нашей мамы крутой нрав, и она у нас главная в семье. Она и еду добывает, и территориальные вопросы улаживает, и даже гнёзда строит. Правда-правда! Папу к строительству даже не допускает. Наше гнездо она долго строила, целый месяц - и у неё получилась такая большая чаша на густой еловой ветке, далеко от ствола. Там-то мы все и вывелись, из голубых яиц с бурыми крапинками, а папа нас воспитывал. Впрочем, у всех снегирей так семьи устроены. Мама любит дисциплину, и если сейчас у неё будет плохое настроение, нам всем не поздоровится.
Зеленушка, разумеется, подслушивала и теперь злорадно хихикала на соседнем кусте. А вот и мама!
- Так, слушаем меня! Сейчас летим на ясень за семенами, а потом в другой конец парка! Я там нашла ещё пару рябин.
Кажется, пронесло!
- Пап! - шепнул я, чуть задержавшись на ветке. - А ты, как зеленушки, можешь просвистать?
Мы умеем подражать многим птицам, а папа у нас - настоящий полиглот!
- Конешно, могу! - ответил папа. - А зачем тебе?
- А как сказать на зеленушечьем: "Все зеленушки - дуры!"
Улетая последним, я не удержался, чтобы оглянуться. И оно того стоило!

Песня зеленушки

Иволга обыкновенная
Oriolus oriolus


© Евгений Коблик

Песня иволги

- Да не лезет она! - младший раздражённо выплюнул толстую волосатую гусеницу и отвернулся. - Не хочу я её!
- Не капризничай! - строго сказала старшая. - Ешь!
- Не буду!
Назревал очередной скандал. Я вздохнул:
- Конешно, она не лезет! Она же живая и извивается. Ты её стукни сначала о ствол!
Я взял гусеницу и показал, как надо. Младший обрадованно выхватил у меня еду и затолкал в клюв.
- Хохоа ои яоитые!
- Не болтай с набитым ртом! - опять недовольно вмешалась старшая, но в рассветных сумерках мне показалось, что она улыбается.
- Что ещё за глупости! Кто говорит, что они ядовитые?
Младший уже проглотил гусеницу.
- Мне одна горихвостка говорила. Что такие волосатые - фу! Их никто не ест!
- Ну почему же не ест? - задумчиво протянула старшая. - Кукушки их ещё как едят.
- А мы кукушки?
- Смотрите! - перебила его старшая. - Папа!
В просвете между ветвей была хорошо видна сухая вершина соседней берёзы. На самой верхней ветке сидел наш папа, и первый рассветный луч бил в его золотое оперение. Красиво было так, что не оторвать глаз.
Нет, мы не кукушки, мы - иволги. А эта берёзовая роща - наш дом. Точнее, крона этой берёзы. Или всё-таки наше гнездо на ветке?
- Так, я пойду досплю! - сообщил младший и отправился в сторону гнезда.
Вот лентяй! А учиться кто будет?
- Куда ты? - удивилась старшая. - Ты же не влезешь!
- Я всё равно!
Это раньше, когда мы были маленькие с длинным белёсым пухом, мы все помещались в этом гнезде. Оно у нас в виде уютной корзиночки, крепко примотанной к веткам. Сделано оно из размочаленных древесных волокон, сухих стеблей и бересты. Папа собирал материал, а мама увязывала. Внутри - мягкая подстилка из перьев, шерсти и паутины. А снаружи гнездо задрапировано мхом и травой, чтобы труднее было его увидеть. По бортику идёт толстый валик для безопасности. Я помню, как-то ночью был страшный ураган, мы до утра болтались на ветру, но никто не выпал.
Разумеется, младший сейчас туда никак не мог поместиться, но старательно пыхтел, пока его зад торчал над гнездом. В этом положении его и застал папа.
- Доброе утро, дети! На чём мы вчера остановились?
- На крике тревоги, - ответила старшая.
- Именно! - кивнул папа. - Крик тревоги - это очень важная штука. Помогает спастись, если что. А ещё таким способом у нас родители перекрикиваются с детьми.
- Я умею кричать! - заявил младший.
Папа снисходительно улыбнулся.
- Ваше детское "кли-кли" - это не совсем то. Настоящий крик тревоги иволги - это произведение искусства! Это звук, который издаёт драная кошка, которой наступили на хвост!
- А что такое кошка? - ошарашенно спросил младший.
Я знал, что это такое, папа как-то мне показывал. Недалеко от нашей рощи есть старый сад, где можно встретить кошек - они приходят из деревни, что за ним. Кургузый нелепый зверёк. Летать не умеет. По деревьям иногда лазает, но по веткам не прыгает. То ли дело белки! Вот они-то скачут, прямо как мы, но цокают совершенно не музыкально. Правда, что именно поёт кошка, если ей наступить на хвост, я тоже не знал.
- Вот, представьте себе, - продолжал папа, - Лезет к нашему гнезду какая-нибудь ворона, и намерения у неё явно хищные. Что вы делаете? Правильно, испускаете крик тревоги! Тут я немедленно прилетаю, и задаю этой вороне трёпку!
Папа действительно так может. Мы, иволги, умеем постоять за себя - папа лучше всех дрался ещё когда сватался к маме. И ворон с сороками гонял от гнезда с кладкой. А уж история про ястреба - это вообще папина любимая. Вон он как раз снова про неё вспомнил.
...- Тут главное заходить сверху и пикировать на него со спины! Ястреб вверх смотреть не умеет, но чувствует, что кто-то на него охотится, как он сам. Тут-то он смущается и поворачивает.
Мы долго честно пытались изобразить крик тревоги, но тщетно. Ни у кого из нас ничего не получилось. Папа был расстроен, но виду не показывал.
- Может, мы поучимся свистеть флейтой, как ты? - с надеждой спросила старшая.
- Всему своё время, - загадочно ответил папа. - До отлёта надо освоить тревогу. Ладно, с криками пока отложим. Пособирайте ягоды, что ли. Я скоро вернусь!
- Ну и зачем нам эта тревога? - спросил младший, когда папа скрылся из глаз. - Подумаешь, ворона! Она и так нас не заметит!
Тут младший был в чём-то прав. Это только папа у нас ярко-золотого цвета с чёрными крыльями. А мы с мамой окрашены по-другому: спина у нас зеленовато-бурая, а грудь сероватая с пестринами. Называется "листва на бересте", самый защитный цвет. Мы даже из-за этого позже всех птиц прилетаем с зимовки, во второй половине мая - нам важно, чтобы листья хорошо распустилась, без них нам никак нельзя.
- Не болтай глупостей! - буркнула старшая. - Нам осенью лететь в Африку! Мало ли что там будет!
- И что, в этой Африке нас ждут вороны? Мне мама говорила, что мы летим через пустыню. А в пустыне никого нет, вот!
На это старшая не нашла, что возразить и недовольно нахохлилась. Я решил вмешаться:
- А если кто-то из нас отстанет и потеряется? Мы ведь не летаем большими стаями.
- Да чтоб ты понимал! - накинулась на меня старшая. - Тоже мне, профессор кислых гусениц!
- Типа самый умный тут! - поддакнул младший. - Да ну его, айда лучше купаться! Всё равно мы этот крик не выучим.
И они улетели на речку, а я остался. Не понимаю, чего они так взъелись на меня. Ну Африка... Говорят, что эта пустыня очень большая, лететь долго, а жить там нельзя - что ж, я неправ, что ли? Я вздохнул и посмотрел на небо. Скоро дождь будет. Папа в такое время как раз любит свистеть флейтой. Нас поэтому так и назвали, мол, иволга - та, кто предвещает влагу. Но я всё равно ни флейтой, ни кошкой не умею...
Я закрыл глаза и стал вспоминать тот ночной ураган, когда нас мотало на ветру. Вот мы тогда натерпелись страху! И ведь это было наше добротное гнездо, которое крепко сидит на ветках. А у ремезов гнездо-рукавица вообще болтается на длинном канате - как они-то в такую погоду там живут? А вороны что делают? Забиваются вместе с белками в дупло, наверное? А кошки, должно быть, летают по небу и гоняют ястребов... Что это за тень сверху? Ястреб?
Я проснулся от собственного крика. Оказывается, я заснул и чуть не свалился с ветки во сне. Пока я ошарашенно вертел головой, ко мне уже спешила вся семья с разных сторон - и все смотрели на меня по-разному. Мама - с любовью, младший - с завистью, старшая - с интересом, а папа... Папа просто сиял гордостью!
- Молодец, парень! Учитесь, дети! Это была настоящая "лесная кошка"!
- Как ты это сделал? - жадно спросила старшая.
Я?! Кошка? Но я же просто заснул!
- Он мне первому покажет! Мне! - младший протискивался вперёд и заглядывал в глаза. - Покажешь ведь, правда? Ты же крутой!
Да покажу я, покажу! Наверное...

"Кошачий крик" иволги

Кулик-лопатень
Calidris pygmeus


© Евгений Коблик

Крик лопатня

Едва я открыл глаза, как вспомнил, что у меня есть брат.
Я узнал об этом недавно и с тех пор постоянно думаю об этом. Но ночью думать не получается.
Я вскочил на ноги и побежал вверх по холму. "Куда? А завтракать? - закричали сзади. Ничего, по дороге перехвачу. Столько дел надо успеть сегодня сделать! Но сначала - к деду.
Вот и гребень холма, с него всё далеко видно. Бескрайние каменные пустоши, поросшие мхом и травой, кое-где - снежные поляны, что не успели растаять за короткое лето. Низкие пологие горы - сопки, а между ними - ручьи и озёра. Настоящее озёрное царство! Кому другому здесь, наверное, бы не понравилось, а по мне так лучше места не найти. Здесь, в приморской тундре на Чукотке мы рождаемся, растём, учимся летать - а на зиму улетаем в далёкие тёплые края. Правда, что это за края такие, я не знаю. Когда-то спрашивал у мамы, но она только томно вздыхала: "Ах, Меконг!" - и толку от неё я не добился. Ну всё равно скоро наши все полетят, так испокон веков было.
Мне нравится выражение "испокон веков", красивое оно. И спокойствием от него веет, как от деда. Кстати, вот и он!
Дед деловито ходит по луже и процеживает воду. Я тоже так умею. У нас для этого на конце клюва есть небольшая лопаточка, нас поэтому так и зовут - лопатни. У обычных куликов клюв шильцем, много ли туда воды наберёшь! А в лопатку намного больше входит, вот и еды получается больше. С другой стороны, тонкий клюв удобно в мох глубоко втыкать, где вкусные насекомые прячутся. Но зато кулик-лопатень может своим клювом и бабочек ловить, и мух - как пинцетом, прямо в воздухе.
Я пристроился рядом и набрал полный клюв воды. Дед говорит, мы как киты - те тоже питаются планктоном.
Дед мой очень старый - ему уже пятнадцать лет. По нашим меркам это много.
- А какой он, мой брат? - пристаю я к нему.
Дед смотрит на меня оценивающе.
- Да такой же, как ты.
- А спинка у него такая же пёстрая?
- Вполне, в траве не заметишь.
- А летать, как я, он умеет?
Дед смеётся:
- А вот сейчас и проверим! Ну-ка давай десять кругов!
Ха! Десять кругов, легкотня! Я и больше могу! Но десять не получается, потому что мне в голову приходит страшная мысль.
- Дед! А как же он доберётся до Меконга? Мы же не вместе полетим!
- Да не волнуйся, - успокаивает меня дед. - Все кулики - птицы выводковые. А это значит, что мы сразу от рождения знаем, как жить и куда лететь. Не пропадёт он, твой брат!
Дед такой старый, что рассказывает удивительные вещи.
Когда-то очень давно, нас было много. Но однажды случилась беда. Там, где мы зимуем - в дельтах южных рек Меконг и Иравади - вдруг стали осушать илистые берега. Питаться стало нечем. Да ещё там изобрели какие-то особо зловредные сети для ловли птиц - дед говорил, он чуть было в такие не попал. И нас, куликов-лопатней, осталось всего четыреста семей во всём мире.
Как ни странно, к нам на помощь пришли те же большие двуногие, что и на юге. Они придумали забирать у нас самую первую кладку яиц, в начале лета. Нашим-то что, дело наживное. Родители мои вот тоже пожали плечами и отложили ещё одну кладку. Так появился я. А двуногие отнесли те яйца в своё гнездо (дед уважительно говорит: "базовый лагерь") и тоже наших птенцов вывели. Так нас стало чуть-чуть больше. Где-то там у них живёт и мой брат. А в дельте реки Меконг, как рассказывает дед, сейчас сделали заповедник, так что стало полегче. Мы там обязательно встретимся.
Лето на исходе. Наша стая постепенно перебирается южнее по Чукотскому побережью. Я уже умею летать далеко, каждый день наворачиваю по пять-десять километров. Подо мной проплывают бескрайние поля жухлой травы, каменистые тундровые пустоши, скалы, облепленные разноцветными лишайниками, а наверху - только низкие облака.
Я лечу искать брата!